3 июля в Киеве, Харькове, Одессе и еще нескольких городах Украины состоялась протестная акция “За семью! За права ребенка! Против медицинской тирании”. Причиной проведения акции стал законопроект № 3625, которым планируется при отсутствии согласия законного представителя ребенка дать врачу право принимать решения относительно медицинского вмешательства. 112.ua разбирался, что это за законопроект, какова его цель на самом деле и почему всего за несколько дней петиция против его принятия собрала почти 10 тыс. подписей.
“Будешь гулять по улице с ребенком, а на твоих глазах его заберут и вживят ему чип…”, “Над людьми начнут проводить опыты и найдут те препараты, которыми будут регулировать численность населения…”, “Подрастающие биороботы должны будут соответствовать всем стандартам для обслуживания кагальних господ в борделях и казино…”, “Это все делается, для того чтобы торговать не только нашими органами, но и органами наших детей…” — эти и еще ряд подобных конспирологических теорий можно найти в комментариях к законопроекту „О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины относительно обеспечения прав и интересов детей, а также лиц, признанных недееспособными, в сфере здравоохранения”.
Не новость, что подавляющее большинство законодательных инициатив украинских чиновников действительно сталкивается с возмущением и осуждением со стороны граждан, что уже стало своеобразной традицией. Однако сюжетным линиям, которые разрастаются под постами в Facebook именно на счет законопроекта № 3625, позавидовал бы даже Квентин Тарантино. Но почему реакция столь категорична?
И какова связь между комментариями и предложенными изменениями на самом деле?
Рассмотрим подробнее, что предлагает Кабинет министров Украины на этот раз.
Интересы детей превыше всего?
Кабмин 10 июня зарегистрировал законопроект № 3625, что сразу вызвало волну паники и возмущения среди родителей. Почему? В пояснительной записке авторы предоставляют данные ежегодного государственного доклада о положении детей в Украине (по итогам 2018 года):
- уровень смертности младенцев (по итогам 2018 года, составляет 7 случаев в расчете на 1000 живорожденных);
- уровень смертности детей в возрасте до 5 лет (8,4 случая, что ощутимо выше, чем в других европейских странах)
- уровень заболеваемости детей 1-го года жизни — 1 414,51 случая на 1000 детей в 2018 году:
- количество случаев инвалидности, установленных впервые в течение 2018 года (16 208 детей в возрасте до 18 лет, что составляет 21,3 случая на 10 тыс. детей);
- а также количество новых случаев онкологических заболеваний у детей в возрасте до 17 лет (876 случаев, что составляет 11,51 на 100 тыс. детей соответствующего возраста),
плавно подводя к основной цели внедрения изменений — нормативно-правовое определение условий и механизмов предоставления детям и лицам, признанным в установленном законом порядке недееспособными, некоторых видов медицинской помощи без согласия их законных представителей. По мнению авторов законопроекта, именно родители являются виновниками статистики сравнительно высокого уровня детской смертности, инвалидности и онкозаболеваний в Украине, ведь их убеждения могут не совпадать с мнением врачей.
“Права, убеждения законных представителей не могут быть выше или важнее права ребенка, недееспособного лица на жизнь и развитие”, – говорится в пояснительной записке к проекту акта № 3625.
И хотя изменения в статье о согласии на медицинское вмешательство касаются всех — предполагается, что для спасения и сохранения жизни пациента комиссия или консилиум врачей в учреждении здравоохранения (а в случае невозможности созыва консилиума – врач, который оказывает медицинскую помощь) могут принимать решение о медицинском вмешательстве, несмотря на отказ законного представителя пациента, — главное внимание авторов законопроекта сосредоточено на психиатрии.
В случае принятия этого закона станет возможной принудительная госпитализация и лечение и детей, и взрослых с соответствующими диагнозами. Также в пояснительной записке говорится и о внедрении информирования органа опеки и попечительства о некоторых составляющих психиатрической помощи, которые проводятся с ребенком до достижения им 14-летнего возраста, лицом, признанным в установленном законом порядке недееспособным, без их осознанного согласия или без согласия их законного представителя в соответствии с решением врача-психиатра (в случае досмотра) либо суда по обращению врача-психиатра (в случае амбулаторной психиатрической помощи или госпитализации) с целью обеспечения защиты прав и интересов таких лиц:
“Согласие на медицинское вмешательство по обращению врача предоставляет орган опеки и попечительства в установленном Кабинетом министров Украины порядке в случае, когда законный представитель пациента или уполномоченное им лицо не дает согласие на медицинское вмешательство или дает отказ от него, и это может иметь для пациента тяжелые последствия”.
Врачи знают лучше родителей?
Текстом законопроекта расширяются полномочия врачей, зато ограничиваются права родителей и опекунов, что не может не вызывать негодование у последних. Так, согласно предложенным изменениям, врачи “при наличии признаков” угрозы жизни могут проводить любые медицинские вмешательства.
Первое, что настораживает родителей, — что следует понимать под “при наличии признаков”, ведь в законопроекте нет четких формулировок.
“Где написано, что считается прямой угрозой жизни пациента, а что не считается? Например, у ребенка с аутизмом может быть истерика, он чего-то испугался, люди, которые вокруг, не знают, что это ребенок с аутизмом, они решат, что с ним что-то плохое, и наши врачи, которые тоже, к сожалению, не очень хорошо разбираются в аутизме, могут дать ему такие таблетки, что потом годами надо будет догонять то, что будет утрачено”, — говорит основательница МОО “Фонд помощи детям с синдромом аутизма “Ребенок с будущим”, консул “Аутизм Европа” Инна Сергиенко.
Она также отмечает, что причиной подобных опасений является недоверие к украинским медучреждениям и компетенции врачей, ведь если в Киеве сосредоточено подавляющее большинство настоящих специалистов, которые умеют делать правильную диагностику, то в регионах ситуация выглядит иначе. По словам Инны, были случаи обращений пациентов из Днепра и Харькова, которые сообщали, что у них психиатры не диагностируют аутизм и считают, что это совсем другое заболевание: “У нас психиатры говорят, что аутизм – это шизофрения. Он (ред. — главный врач одного из регионов) сидит на конференции, куда привезли специалиста из-за рубежа, который два часа рассказывает, чем отличается аутизм от шизофрении, и по окончании конференции он встает и спрашивает: “Ну аутизм это шизофрения?”. Они не хотят учиться, их ничто не мотивирует. Тогда о каком доверии к врачам здесь можно говорить”.
Законопроектом также определяется, что методы диагностики и лечения и лекарственные средства, представляющие повышенный риск для здоровья лица, которому оказывается психиатрическая помощь, применяются по назначению и под контролем комиссии врачей-психиатров относительно:
- лица в возрасте до 14 лет – с письменного согласия его родителей или иного законного представителя, в случае непредоставления его согласия, что может иметь тяжелые последствия, – по согласию органа опеки и попечительства;
- лица, признанного в установленном законом порядке недееспособным, если такое лицо по своему состоянию здоровья не способно оказать осознанное письменное согласие, – по письменному согласию его законного представителя, в случае отсутствия у такого лица законного представителя или непредоставления им согласия, что может иметь тяжелые последствия, – по согласию органа опеки и попечительства.
Родители и опекуны выступают против того, чтобы их детей диагностировали и лечили без их согласия, ведь, по их мнению, орган опеки не может знать лучше, чем родители, нужно ли ребенку лечение. Кроме того, законопроект не показывает, кто будет отвечать за последствия такого лечения.
“Наше государство несколько лет назад взяло курс на деинституализацию, что означает содействие тому, чтобы люди, которые требуют ухода, жили в условиях семьи, а не в заведении. Поэтому государственная политика должна способствовать тому, чтобы граждане соглашались становиться опекунами недееспособных. Этот законопроект не согласован с деинституализацией и лишает части прав опекунов”, — обращают внимание на еще один недостаток законопроекта в Ассоциации МВОО CHILD.UA.
В Ассоциации также обращают внимание на следующую норму законопроекта, которая касается каждого украинца: “Вашего ребенка до 14 лет будет лечить психиатр, даже если вы, родители, против, по разрешению органа опеки. Условия относительно признаков угрозы жизни уже нет. Эта дискриминация касается любой украинской семьи”.
Более того, согласно проекту закона, лицо в возрасте до 14 лет (малолетнее лицо) госпитализируется в учреждения по оказанию психиатрической помощи с согласия органа опеки и попечительства, которое принимается не позднее чем через 24 часа с момента обращения к указанному органу врача-психиатра в случае несогласия обоих родителей такого лица или иного законного представителя.
“Мы боимся, что, например, наши дети (ред. — дети с синдромом аутизма), могут делать движения, которые другим людям кажутся странными, соседи могут вызвать полицию, когда дети кричат, громко общаются, и у нас не будут спрашивать разрешения, а заберут нашего ребенка в психиатрию, а ему же нельзя. Даже согласно Протоколу его нельзя класть в больницу, потому что для него это большой стресс, их можно лечить только амбулаторно или с родителями. В этом проекте закона границы не прописаны”, — объясняет Инна Сергиенко.
О целесообразности изменений и опасениях
Анализируя законопроект, эксперты прибегают к неутешительным выводам и в отношении его целесообразности, поскольку сегодня законодательство как о психиатрической помощи, так и основах здоровья полностью позволяет врачам в случае необходимости проводить оперативное вмешательство. К примеру, в Гражданском кодексе Украины указано: “В неотложных случаях, при наличии реальной угрозы жизни физического лица, медицинская помощь предоставляется без согласия физического лица или его родителей, опекуна, попечителя” (ч. 3, 4, 5 статья 284).
Кроме того, в статье 43 “Согласие на медицинское вмешательство”, куда предлагают внести изменения, уже есть такой пункт: “Если отказ дает законный представитель пациента и он может иметь для пациента тяжелые последствия, врач должен сообщить об этом органы опеки и попечительства”.
“То есть сейчас законодательством регламентирована такая последовательность действий, когда родители ребенка отказываются от важного медицинского вмешательства:
- При реальной угрозе жизни – медицинская помощь предоставляется без согласия;
- При возможных тяжелых последствиях – сообщают в органы опеки и попечительства, которые проводят обследования качества воспитания ребенка.
- При опасности для жизни ребенка (родители при необходимости не лечат, не кормят, насилуют и др.) его забирают в приют, а родителей лишают родительских прав. И в приюте уже оказывают медицинскую помощь, последствия этой помощи возложены на приют”, — объясняют в Ассоциации МВОО CHILD.UA.
Законопроект предлагает другую последовательность действий:
- при признаках угрозы жизни, по мнению врача, ребенку проводят медицинское вмешательство, на которое родители были не согласны. И последствия этого вмешательства остаются родителям.
“На мой взгляд это очередная попытка Кабмина взять на себя функции, которые предусмотрены законом”, — говорит адвокат Ростислав Кравец.
Согласно проекту акта, вводится дополнительное понятие – “лицо, уполномоченное непосредственно законным опекуном или попечителем лица, представителем лица в порядке, установленном Кабинетом министров Украины”, что, по мнению адвоката, является нецелесообразным, ведь в украинском законодательстве этот вопрос уже урегулирован:
“В любом законодательстве, в том числе законодательстве Украины, для того и устанавливаются лица, которые отвечают за жизнь детей, малолетних детей, несовершеннолетних детей, устанавливается опекунство детей, которые не имеют возможности дать себе совет, если речь идет о психологической помощи, а в этом случае Кабмин пытается установить отдельный порядок и ввести еще дополнительных лиц, ответственность которых вообще никаким законом не предусмотрена, и в этом законе также не устанавливается (то, что вносятся изменения в Уголовный или Административный кодекс в случае, если эти лица, уполномоченные в соответствии с настоящим положением Кабмина, будут действовать не в интересах ребенка), — объясняет адвокат. — Вносить изменения в действующее законодательство с целью исказить и ввести каких-то дополнительных лиц, которые никакой ответственности не несут, и на самом деле передать Кабмину регулирования этой конституционной функции, по моему мнению — прямо противоречит нормам Конституции”.
Далее начинается самое интересное, ведь мнение эксперта совпадает с, казалось бы, экзотическими мыслями некоторых украинцев, которые отмечают, что принятие этого законопроекта станет очередным шагом в попытке трансплантации государством органов украинцев. Как это возможно? Адвокат Ростислав Кравец объясняет, что имея изменения, которые уже были внесены в законодательство (изменения в закон о трансплантации и действия Министерства здравоохранения), этот законопроект дает возможность установить отдельный порядок следующим законопроектом, распоряжениями Кабмина, постановлениями, которые будут давать возможность вмешиваться в здоровье малолетних, несовершеннолетних детей даже без согласия родителей и усыновителей.
Более того, украинцы опасаются и обязательных вакцинаций, которые могут стать вторым этапом активизации законопроекта.
“Этот закон не касается вакцинации напрямую, но очень многие родители опасаются, что вот будут вакцины против “ковида”, и они еще не изучены, мы не знаем последствий. Наши дети и так страдают от поствакцинальных осложнений. Я не сторонник идей, что вакцинация вызывает аутизм, но вакцинация влияет на аутичные проявления. У моего сына после вакцинации начались судороги”, — объясняет причины беспокойства родителей основательница МОО “Фонд помощи детям с синдромом аутизма “Ребенок с будущим”, консул “Аутизм Европа” Инна Сергиенко.
По словам Инны Сергиенко, такие опасения вызваны недоверием к государственной медицине, ведь прежде чем делать подобные манипуляции с ребенком, нужно чтобы его осмотрел врач-иммунолог, и только после его заключения, а не по общему плану, можно проводить подобные медицинские вмешательства:
“Мы опасаемся, что это подтянут под законопроект, скажут, что это угроза жизни, если человек не вакцинирован во время “ковида”, но является ли это угрозой жизни, или нет – не знаю. Согласно этому законопроекту, неизвестно. Любой может сказать, что согласно этому закону, это является угрозой жизни, и мы вас, родители, не спрашиваем, а делаем”.
Также следует отметить отсутствие ответственности, что, по словам Инны Сергиенко, и отличает людей, которые соглашаются на подобные вакцинации, в Европе от украинцев: “Там есть ответственность, у нас же ее нет. Мы не знаем, что у нас за вакцина и кто ее закупает. Как ее транспортировали и в каких условиях? Или исследуют ли у нас ребенка, прежде чем сделать ему вакцину, ведь не каждый ребенок может это перенести? Нужно знать, готов ли организм ребенка принять эту вакцину и выработать антитела, которые требуется, или же это может иметь такие осложнения, что на всю жизнь останется калекой. Это вопрос недоверия к государству, мы не знаем, какого качества вакцины и как их на нас будут испытывать, поэтому идет движение против обязательной вакцинации”.
Подобное отношение и опасения можно легко оправдать, приведя в пример недавний “государственный фейк”, когда сам главный государственный санитарный врач страны Виктор Ляшко признался, что запрет посещать парки и опрыскивание дорог было для того, чтобы напугать людей, таким образом заставив их серьезно относиться к ситуации.
Получается, что законопроект со всех сторон является негативным, ведь:
- ставит под сомнение компетенцию самих родителей и опекунов по отношению к детям, ограничивая их права и дискриминируя,
- противоречит Конвенции о защите прав человека,
- лишь поверхностно решает проблему, не касаясь сути?
Не все так просто, есть и другая сторона медали, способная объяснить инициативу подобных изменений.
Идея хорошая, а вот реализация “подкачала”
Помимо прочего, законопроект имеет целью урегулировать вопрос, когда ребенок действительно нуждается в помощи, а никто из ответственных лиц или не может, или не хочет ему помочь. Таких случаев сравнительно мало, но они существуют, именно поэтому идея подобного законопроекта имеет право на жизнь.
“Действительно, есть вопрос, когда ребенок попадает в тяжелые условия, например, этот ребенок в прифронтовых зонах или родители где-то на другой территории, что-то случилось, то есть он требует медицинского вмешательства. Эти изменения пытаются это урегулировать, установить какой-то порядок, не просто, чтобы врач принимал решение, но и органы опеки, это правильно. Но они так широко написаны, что мы боимся, что это будет касаться не только детей, которые действительно нуждаются, которые в тяжелых условиях, но и других”, — говорит Инна Сергиенко.
Она также приводит пример из личного опыта, когда сталкивалась с проблемами, когда родители не понимают, что ребенку нужна помощь, в частности речь идет о посещении психиатра: “Эта тема у нас вообще табуирована. И мне жаль этого ребенка, но я ничего не могу поделать, потому что это не мой ребенок”. По словам Инны, идеальным было бы достижение баланса между правами государства и правами человека.
Проблема того, что “родители знают лучше, как нужно лечить своего ребенка”, есть. И это действительно пугает, ведь из-за подобного “мамолечения” дети страдают и даже умирают. В пример следует привести случаи в Винницкой обл. или на Буковине, где родители решили не ехать к врачу, а самостоятельно лечить детей от ожогов. То есть запрос на решение подобного положения есть, и тут перед законодателями встает вопрос: или мы не помогаем тем детям, которым не помогают родители, или мы им помогаем, ограничивая права других родителей.
“Эти понятия надо четко разграничить: где государство вмешивается, а где нет. Конечно, я понимаю, что прописать закон так, чтобы всех все устроило, невозможно. Но эта тема острая и требует решения. Тонкого и тщательного”, — отмечает консул “Аутизм Европа” Инна Сергиенко.
Имеет позитивное видение относительно самой идеи законопроекта и врач-фтизиатр, сотрудница организации PATH Ольга Павлова, которая отмечает, что подросток на первых этапах действительно должен решать сам, хочет ли он, чтобы родители были рядом, а потом медики должны помочь ему сообщить об этом родителям, научить, как это сделать так, чтобы родители его поддерживали в будущем на всех этапах лечения: “Часто подросток не хочет, чтобы родители знали о его проблемах (например, зависимость). И тогда это может стать барьером. Для меня возможность принятия решения у подростка должна быть. Но с другой стороны, подростки не всегда способны сами принять правильное решение. Для этого должно быть очень корректное информирование со стороны медиков. Поэтому для меня было бы хорошо, чтобы самостоятельное решение подростка было зафиксировано не одним врачом, а консилиумом врачей”.
Родители знают лучше врачей или врачи знают лучше родителей? Вопрос, не имеющий ответа, ведь каждый случай следует рассматривать отдельно. Родители должны сотрудничать с врачами и наоборот, а специальные органы должны следить за соблюдением родителями и опекунами своих обязанностей в отношении детей.
Кстати, следует отметить, что по решению Главного научно-экспертного управления законопроект был направлен на доработку. Каким будет его окончательная версия и примут ли к сведению авторы законопроекта замечания экспертов и родителей, неизвестно.
Ирина Шостак, 112.UA
